МАГАЛОВ Никита (р. 8. II 1912 - 26. XII 1992)

Имя этого широкопопулярного артиста прочно ассоциируется в представлении критиков и слушателей с французской фортепианной школой, и редко кто вспоминает, что Магалов родился и провел детские годы в Петербурге, в доме отца - князя Дмитрия Магалашвили, и лишь позже "укоротил" фамилию, сделав ее более приемлемой для европейского уха. Первым, кто обратил внимание на музыкальную одаренность мальчика, был известный русский пианист А. Зилоти, который и дал ему несколько уроков игры на рояле. Другим музыкантом, оказавшим на него особенно большое влияние в юные годы, был Сергей Прокофьев, поддерживавший дружеские отношения с его родителями. И хотя затем Никита Магалов воспитывался в Парижской консерватории, в классе знаменитого И. Филиппа, влияние русского происхождения и русской культуры на формирование облика артиста было несомненным; отзвуки его и сейчас находят некоторые рецензенты, подчас не без удивления.

Артистическая биография Магалова складывалась на редкость гладко. Окончив консерваторию в 17 лет, он удостоился такого отзыва М. Равеля: "В лице Магалова родился исключительно одаренный, выдающийся пианист". Время быстро подтвердило эти слова. Со второй половины 30-х годов Магалов начал широко концертировать, а в послевоенные годы его имя получило известность во всем мире. Несколько лет он прожил в США (1947-1950), а затем поселился в Женеве, где стал преемником Дину Липатти во главе фортепианного класса консерватории. Ныне авторитет Магалова - пианиста и педагога - исключительно высок. Он не только активно концертирует, но и участвует в работе жюри многих пианистических конкурсов, ведет курсы исполнительского мастерства в разных городах Европы. Словом, по всем внешним, так сказать, формальным признакам, Магалов - в элите мирового пианизма. Но...

Вот это самое "но", то и дело встречающееся в откликах на его выступления и записи, как раз и мешает ему подняться на ступень выше и встать в один ряд с "бессмертными", с "академиками" фортепианного искусства. Конечно, превосходных эпитетов в его адрес можно прочесть столько, что их хватило бы на несколько рекламных буклетов. Однако характерно, что критики почти всегда сопровождают их оговорками, указаниями на недостатки, невыгодными для него сравнениями, и почти никогда не выражают в его адрес таких непосредственных восторгов, какие выпадают на долю других мастеров. И что примечательно: речь идет не о расхождении во мнениях, о спорах, которые вызывает его игра; напротив, наблюдается довольно большая степень единодушия. Так было и во время его гастролей в нашей стране, где он побывал впервые в 1965 году. Обстоятельство это, впрочем, дает возможность определить его истинное место на горизонте современного пианизма, объективно оценить сильные и слабые стороны артиста. Ярче всего и те, и другие выступают при рассмотрении различных аспектов его репертуара.

Магалов по праву считается одним из самых известных шопенистов наших дней. Он и сам любит подчеркивать свое особое пристрастие к Шопену, напоминая, что его учитель Исидор Филипп был в свою очередь учеником Жоржа Матисса, некогда бравшего уроки у Шопена. Во многих странах Магалов давал циклы, в которых звучали все сочинения польского гения, а недавно завершил и запись полного собрания произведений Шопена, включившую такие редко звучащие пьесы, как "Сувенир Паганини", Фуга ля минор и "Листок из альбома". В своих шопеновских интерпретациях Магалов предстает как ярко выраженный лирик, склонный прежде всего к передаче интимных настроений, тонко чувствующий общую атмосферу произведения, пленяющий мягкостью своего туше, рельефностью фразировки, теплой выразительностью кантилены. Все это придает особую привлекательность его исполнению шопеновских миниатюр: каждая прелюдия, каждый этюд превращаются в живую, полную поэзии картинку. Но в произведениях крупной формы критики подмечают и отрицательные моменты: нестабильность темпов, произвольность динамических градаций; это нарушает пульс музыки, разрушает ее форму, конструкцию. К тому же в его игре явно проступает неизжитая салонность, столь остро воспринимаемая в наши дни. Словом, неудивительно, что один из рецензентов, оценивая шопеновское собрание пианиста, признался, что он остался "одновременно удовлетворен и разочарован".

При всем том, магаловский Шопен - примечательное явление в пианизме нашего времени; недаром артист пользуется особенно прочной популярностью именно в Польше, где требовательная и не слишком щедрая на похвалы публика встречает и провожает его стоя, а журнал "Рух музычны" как-то заметил, что интерпретации Магаловым этюдов Шопена можно было бы посвятить целое исследование.

Хуже обстоит дело, когда обращаешься ко второй "специальности" Магалова - Бетховену. Конечно, и здесь серьезность намерений пианиста никогда не вызывает сомнений, но сам склад его натуры нередко вступает в противоречие с этими намерениями. Спору нет: и тут все продуманно, "правильно", но часто (быть может, вопреки воле исполнителя) лирическое начало в бетховенских сонатах и концертах выходит на первый план, в драматических же местах не хватает воли и мощи, а эпизоды, полные высокой простоты, звучат скорее как "проходные". И. Кайзер остроумно заметил в своей книге: "Несомненно, Чарли Чаплин мог бы выучить и сыграть без ошибок, даже выразительно, роль короля Лира, но он не делает этого, ибо знает, что будет „не на своем месте", а значит, плох". Оговоримся: такое сравнение, когда речь идет о столь крупном пианисте, представляется несколько утрированным; Бетховен Магалова (особенно, пожалуй. Четвертый концерт и ранние сонаты) не лишен и привлекательных черт.

Наименее спорным выступает Магалов в музыке Листа. Все отдают должное "бравурности, точности и безупречному вкусу" (И. Кайзер). Вообще нужно признать, что репертуар артиста отличается значительным разнообразием. Он охотно играет концерты Гайдна и Моцарта, Шумана и Брамса, Чайковского и Стравинского (ему, в частности, принадлежит одна из немногих записей Второго концерта Чайковского); в его программах - почти весь Шуман и полный Равель; к числу его "коронных номеров" принадлежит Каприччио Шимановского.

В дни гастролей артиста в нашей стране мы слушали в его интерпретации сонаты Скарлатти и Баха; "Гойески" Гранадоса и "Скерцо" Бородина... И как бы ни относиться к его игре, нельзя не отдать должное мастерству музыканта, умению донести до слушателя свой замысел, свою концепцию. Это подчеркивал и К. Аджемов: "Великолепный пианист Никита Магалов! Все трудности фортепианной техники ему подвластны, широк диапазон мастерства. На самом видном месте завершенность пианистических решений в разных стилях - от Скарлатти до Стравинского... Воздушная легкость техники, блестящие трели и октавы, точность скачков, арпеджио и гаммы в темпах, кажущихся невероятными. Такую ослепительную виртуозную игру услышишь не часто".

Итак, несмотря на все оговорки, на все слабости, Магалов все же занимает достаточно заметное место среди современных пианистов. Да, он бесспорно представляет собой "экспонат" старой школы пианизма, но как выразился один из проницательных знатоков, "эта эпоха вскормила в свое время два рода виртуозов - поэтов и тружеников; Магалов - в большой степени поэт". Именно это поэтическое начало и определяет, в конечном счете, притягательную силу его пианизма. "Так или иначе,- пишет Э. Орга,- это уверенная игра, пусть ее мудрость и зрелость и кажутся плодом давно минувшего времени. Магалов может многому научить нас сегодня, а если мы не хотим учиться, то можем, по крайней мере, вслушиваться в его великолепное чувство линии, нагнетания напряженности и совершенное владение клавиатурой. Такой пианизм и такую интерпретацию нельзя отвергать - их нужно высоко ценить и беречь".

Цит. по книге: Григорьев Л., Платек Я. "Современные пианисты". Москва, "Советский композитор", 1990 г.

При копировании материалов сайта активная ссылка на Все пианисты. История фортепиано. обязательна!